Октябрь на дворе… И листва деревьев с каждым днем все заметнее меняет свой цвет. Вот уже зеленый лесок, куда ты пару-тройку дней тому приходил отдохнуть, стал желто-красно-оранжево-коричневым…
Несколько лет назад я об этом написал так: «Словно опытный художник, дерзко, радостно и смело осень краски набросала, не жалея полотна. И лишь позже осторожно, тонко, грамотно, умело (кисточкой листвы касаясь) навела полутона…»
А в саду-то у нас листопад,
Круговерть до го-ло-во-круженья!
Если что и скажу – невпопад…
Не ищи в том большого значенья.
Это осень тоскует опять,
выжимая из тюбика охру.
Длинный день
Не воротится вспять,
и земля от дождей не просохнет.
Чуть дрожит угасающий свет –
день осенний расписан и прожит.
Вдруг подумалось: тот не поэт
кто об осени строчки не сложит.
Хочешь неба коснуться – тянись,
небо, как и земля, осязаемо...
Притягательна синяя высь
тем уже, что она досягаема.
И на ощупь нежны облака,
и просветы меж ними прозрачные,
и ничья не нарушит рука
то, чему постоянство назначено...
Напишу на песке твое имя,
чтоб его не затронул прибой,
чтобы люди, идущие мимо,
разгадали мой почерк прямой.
Чтоб читалось оно отовсюду
и виднелось с любой высоты.
Для себя я придумал причуду,
чтобы ей позабавилась ты.
Алексей ГЛУХОВСКИЙ
(Баден-Баден, Германия)
Серые глаза. Вид усталый.
Осень за окном. Листопад.
Жизнь несет разлук нам немало,
Кто в разлуках тех виноват?
Ты и я – как два расстоянья
От обид к любви, и назад.
Тщетных жизнь полна ожиданий,
В пустоте их кто виноват?
Улетают южные птицы,
Всё тоскливей осени взгляд.
Ни к чему друг другу нам сниться,
И решать кто в чём виноват.
Серые глаза. Вид усталый.
Осени к лицу листопад.
Счастья в жизни тоже немало,
Не нашли, и кто виноват?
Никогда мне не снился Крым,
Этот край для меня чужой.
Как живётся тебе, Джаным*,
За солёной морской волной?
Как поется тебе, Джаным,
Как летается в облаках?
Мы же были с тобой одним.
Ведь лежала в руке рука!
Ведь случайный вкус милых губ
До сих пор от чужих храним.
Я всё также тебя зову,
Ты не слышишь меня, Джаным.
Море скрыло встречи следы.
А на светлом лике Луны
То ли брызги морской воды,
То ли слёзы твои, Джаным.
Говорила бабушка Настасья,
Доставая хлебы из печи:
«От любви и беды, и напасти,
Если уж влюбился – промолчи.
Не вздыхай на каждом перекрестке,
А стихи писать – помилуй Бог!
Нужно жить бесхитростно и просто,
Чтобы осудить никто не смог.
Пусть, любовь пройдет, и станет пылью –
Будет жить досужая молва!
Без любви мы с дедом век прожили,
А не помер если б, – то и два».
Говорила бабушка когда-то,
Может – правда, может быть во сне.
Я живу, и без любви не надо
Ничего от этой жизни мне:
Можно полюбить и жар, и холод,
Грустный взгляд и беззаботный смех,
Если любишь – однозначно молод,
Если любишь – жив ты, человек!
Евгений КУРОЧКИН
(Москва)
Осенний сад шумит листвой,
И ветер тучи собирает.
Уж солнце село за горой,
На землю тьма сползает.
С обидою скрипит земля
Под нашими ногами,
В саду осеннем ты и я,
И ветер между нами.
Сорвёт тот ветер всю листву,
Захлопает дверями,
Лишь плод забытый навсегда
Всплакнёт между ветвями.
Я поднесу к нему ладонь,
Остановлю мгновенье,
И с осторожностью сорву,
Лишь попросив прощенье.
Его согрею, положу
В твои озябши руки,
И буду вновь читать стихи
От непробудной скуки.
И обернувшись наугад,
Целуясь с поднебесьем,
Похороню остывший взгляд,
Как перезревший виноград,
В любовном редколесье.
Александр КЕЛЕМБЕТ
(Партенит)
Я на судьбе играю, как на скрипке
И осторожно к струнам прикасаюсь.
Мне говорят, что ты моя ошибка,
А я в тебе как в песне растворяюсь.
И нет на свете трепетней мелодий,
Чем те, что из любви, и счастья свиты,
И скрипка моя бережно выводит,
Под звёздным небом нежные сюиты.
Ведь ты моя надежда и отрада
И без тебя на сердце одиноко.
Признаний откровенных мне не надо,
Здесь хватит одного всего намёка.
И хватит одного всего лишь взгляда,
И шага твоего ко мне на встречу,
Когда со мной окажешься ты рядом,
Мы на столе зажжём с тобою свечи.
И будет вечер наш неповторимым,
А ночь покажется нежнее шёлка,
И стану я тогда твоим любимым...
Мы этого с тобой так ждали долго.
И пусть любви мелодия с рассветом
Не оборвётся на высокой ноте...
Пускай она звучит зимой, и летом,
И никогда не будет на излёте.
Игорь БОРИСЕВИЧ
(Минск, Беларусь)
Гуляют люди по набережной,
счастливые и наряженные!
Заказывают мороженое.
А я на них не похожая!
Ой, жизнь моя, беспокойная!
То метель метет, то сирень цветет.
То снег, то трава, то мороз, то жара!
Не успею прилечь – вставать пора!
Я особенная, космическая,
субстанция энергетическая!
Не зли меня! Не пойду к врачу!
Это я шар земной каблуками кручу!!
Людмила ЛЕВКИНА
Что такое «стерильная» поэзия
В своем эссе-диспуте с другом – профессором, доктором физико-математических наук, биофизиком, любителем изящной словесности Александром Берельевичем Медвинским поэт из Малого Маяка Евгений Бабушкин отвечает на вопрос: что такое «стерильная» поэзия. И этот ответ, на мой взгляд, является своего рода философским размышлением на тему: что такое поэзия вообще. А потому с удовольствием предоставляем слово мастеру слова (простите за невольную тавтологию!):
«Попытаюсь объяснить тебе, что имел в виду Равиль Валеев, руководитель Алуштинского литературного объединения имени И. Шмелева, когда сказал: «Формально он (то есть ты) прав, но «стерильная» поэзия не всегда доходит до сердца». Итак, что такое «стерильная» поэзия?
А это то, где с точки зрения лингвиста все грамотно и правильно. Но для меня лингвистика с морфологией и синтаксисом не главное, хотя и нужное. Меня интересует та часть лингвистики, которая называется Фонетикой, то есть акустические и физиологические (артикуляционные) особенности звуков речи. А сюжет, фабулу (кстати, это одно и то же, только первое – французское, а второе – латинское) я из-за звуков могу перестраивать несколько раз.
Вот слова Джорджа Сантаньяны: «Язык избирает такие формы звучания, которые несут в себе естественную красоту, свойственную любому звуку или ощущениям, как таковым. Память задерживает эти сочетания звуков, они вновь и в новь проникают в сознание и, в конце концов, становятся стереотипами естественной речи и стандартами выражений, вызывающих эмоциональный отклик». И еще от Джорджа Сантаньяны: «Поэзия – это речь, в которой инструмент равнозначен смыслу; поэзия – это речь ради речи и ради собственной своей красоты».
Поэтому: «Мы, крымчане, стали росси-я-не!» – лучше звучит, чем «россиянами». Смысл понятен, разночтений, двойственности нет! Язык скользит на слове «россия-не». А на звучании «росси-я-на-ми» язык спотыкается на «бугре» – НА! И фраза «Мы, крымчане, стали россияне!» стала стереотипом естественной речи, так говорят постоянно, хоть это и неправильно. Вот так и у художников – Модильяни пишет картины, где глаза у женщин без зрачков. Шагал пишет каких-то уродцев, а не людей. Но глаз без зрачков не бывает, это анатомически неправильно! И тело у человека гармонично сложено! А у Шагала это что?!
Художники часто нарушают перспективу, нарушают физиологию и психологию цвета. Но это есть искусство проникновения в душу зрителя. Вот так же «нестерильная» поэзия проникает в душу слушателя. И причем тут падежи? Поэт-художник в своей сущности творца должен входить в резонанс со Вселенной, усугубляя его способностью воплощать пережитое в осязаемом материале: поэт – в звуке, художник – в образе на холсте.
Поэт должен уметь огранять ритмом и рифмами лексикон, вмещая в него свет мироздания. И под конец, для тебя, мой друг, послесловие от Даниила Хармса: «В атмосфере имеется такая точка, которая всякий центр зашибет. Английский крематорий Альберт Эйнштейн изобрел такую махинацию, через которую вся штука относительна». (Д. Хармс «История сдыгр аппр»). Надеюсь, ты все понял, друг мой!»
Фото Геннадия ИВАНЧЕНКО и из Интернета
Газета "Алуштинский вестник", №42 (1477) от 31.10.2019
Комментарии
Список комментариев пуст
Оставьте свой комментарий