Волшебный талисман поэта

Судьба таинственных перстней с улицы Караимской

Один из самых известных портретов Александра Сергеевича Пушкина принадлежит кисти знаменитого художника Василия Тропинина. Поэт позировал ему во время одного из своих приездов в Москву. Но мало кто знает, что на этой картине есть любопытная деталь, имеющая прямое отношение к Евпатории. А точнее, к Малому Иерусалиму.

А. С. Пушкин. Портрет работы В. Тропинина

Присмотритесь — правую руку Пушкин положил на столик поверх пачки белой бумаги. На указательном пальце видно кольцо, украшенное драгоценными камнями. А на большом — перстень с сердоликом. Вот о нём-то и пойдёт речь. Поэт был суеверен, имел несколько колец с самоцветами и верил в их магическую силу. Однако перстню с сердоликом Александр Сергеевич придавал особое значение, ведь это — подарок графини Елизаветы Воронцовой, в которую он был влюблён во время своей ссылки в Одессу. Перстень, который поэт считал своим главным талисманом и не снимал с руки до самой смерти, был привезён в «жемчужину у моря» из Евпатории. Усадьба Хаджи-Аги Бабовича «Ган-Яфа» (о ней уже не раз говорилось выше) по ул. Караимской, 53 — вот начало этого прелюбопытнейшего сюжета.

Итак, осенью 1823 года евпаторийский городской голова Хаджи-Ага Бабович собирался в Одессу. Ему предстояла ответственная миссия — представиться Новороссийскому генерал-губернатору графу Михаилу Воронцову, недавно назначенному на этот пост. Утром в усадьбе «Ган-Яфа» царило оживление. Слуги сносили в коляску градоначальника большие и малые коробки. Это были подарки и подношения, без которых в те времена не обходились подобные визиты. Была среди них и небольшая изящная шкатулка, аккуратно перевязанная шёлковой тесьмой. В ней лежали два старинных золотых перстня с резным восьмиугольным сердоликом. Один из них предназначался генерал-губернатору, другой — его супруге Елизавете Ксаверьевне. Воронцов любезно принял евпаторийского градоначальника, поблагодарил за дары, был, как всегда, безупречно вежлив. Гость, вручая перстни, не преминул заметить, что они изготовлены в знаменитом караимском городе-крепости Чуфут-Кале. Воронцов, конечно, и виду не подал, что творения средневековых ювелиров не произвели на него особого впечатления. Впоследствии он передал Елизавете Ксаверьевне не один перстень, а оба. Судя по всему, граф никак не прокомментировал жене происхождение этих старинных украшений. Во всяком случае, как показывают дальнейшие события, она не имела об этом представления.

В конце 1823 года Воронцова познакомилась с Пушкиным. Поэт находился в Одессе не по своей воле. Формально его командировало сюда министерство иностранных дел, чиновником которого он был. Но фактически поэта просто удалили из Петербурга — император Александр I или кто-то из его окружения не простили Александру Сергеевичу эпиграммы на власть имущих. «Я жил тогда в Одессе пыльной», — вспоминал он впоследствии о своей ссылке. Пушкин мечтал вернуться в столицу, дважды писал прошения об отпуске — безрезультатно. Безысходность угнетала его.

Поэт даже обдумывал план побега в Турцию на одном из кораблей, стоявших в Одесском порту. В письме к брату Льву, отправленном в начале января 1824 года, Александр Сергеевич намекнул о намерении «взять тихонько трость и шляпу и поехать посмотреть на Константинополь».

Генерал-губернатор Михаил Воронцов получил из Евпатории подарок — два золотых перстня с сердоликом. Портрет работы К. Гампельна, 1820-е годы

Пушкин писал тогда первую главу романа в стихах «Евгений Онегин». Вскоре на полях его рукописи всё чаще стали появляться портреты графини Воронцовой — поэт влюбился в жену своего шефа. Она ответила взаимностью. Это не укрылось от внимания графа. Через кого-то из подчинённых он передал Пушкину своё неудовольствие. Поэт сочинил насмешливые стихи о Воронцове и сделал так, чтобы они пошли «гулять» по всей Одессе. Отношения ссыльного поэта и всесильного генерал-губернатора начали стремительно портиться.

Последней каплей стало предписание, полученное Пушкиным от Воронцова в середине мая 1824 года.

Вот оно: «Состоящему в штате моём, коллегии иностранных дел коллежскому советнику Пушкину. Поручаю Вам отправиться в уезды Херсонский, Елизаветградский и Александровский и, по прибытии в город Херсон, Елизаветград и Александрию, явиться в тамошние общие уездные присутствия и потребовать от них сведения: в каких местах саранча возродилась, в каком количестве, какие учинены распоряжения к истреблению оной и какие средства к тому употребляются. После сего имеете осмотреть важнейшие места, где саранча наиболее возродилась, и обозреть, с каким успехом действуют употреблённые к истреблению оной средства и достаточны ли распоряжения, учинённые для этого уездными присутствиями. О всём, что по сему Вами найдено будет, рекомендую донести мне».

Воронцовский дворец в Одессе

Пушкин собирался отметить своё 25-летие (26 мая) в кругу одесских друзей. А потому счёл приказ своего шефа форменным издевательством. Он отказывался ехать. Знакомые поэта пытались переговорить с Воронцовым в надежде, что он отменит командировку, однако граф ничего и слышать не хотел. 22 мая Пушкин выехал из Одессы. Но вовсе не для того, чтобы собирать сведения о саранче. Ни в Херсон, ни в другие предписанные ему города Александр Сергеевич не поехал. Он свернул в имение своего знакомого Льва Добровольского, предводителя елизаветградского дворянства, и там прекрасно отметил юбилей, распивая венгерское вино и читая вслух первую главу «Евгения Онегина».

Графиня Елизавета Воронцова, жена генерал-губернатора, ответила взаимностью на ухаживания Пушкина, Портрет работы Д. Доу, 1820 год

Вернувшись в Одессу, Пушкин представил генерал-губернатору насмешливый отчёт о командировке: «Саранча летела, летела и села, всё съела и опять улетела». Возмущённый Воронцов отправил депешу министру иностранных дел графу Карлу Нессельроде с просьбой подыскать Пушкину другое место службы.

Через несколько дней, 14 июня, генерал-губернатор в сопровождении жены и высшего одесского общества отправился на яхте в Гурзуф, где у него была дача. Пушкин приглашения не получил. Он был демонстративно оставлен в Одессе — дожидаться распоряжений министерства иностранных дел о его судьбе. Поэт времени зря не терял и работал над второй и третьей (любовными) главами «Евгения Онегина».

24 июля Елизавета Ксаверьевна вернулась в Одессу одна — гости остались в Крыму, а муж поехал в служебную командировку. Теперь никто и ничто не мешало им встречаться. И в самый разгар этой любовной идиллии из столицы пришло предписание: 30 июля Пушкину надлежит немедленно выехать в своё имение Михайловское. Прощаясь, Воронцова достала из шкатулки два одинаковых перстня с сердоликом. Один надела себе на палец, другой — Пушкину. Поэт запомнил её напутствие:

Александр Сергеевич очень дорожил этим перстнем и не снимал его с пальца. Таинственную надпись на сердолике он (как, видимо, и сама Воронцова) ошибочно считал цитатой из Корана. Расшифровать её удалось лишь в 1888 году, спустя полстолетия после гибели Пушкина. Оказалось, надпись сделана на древнееврейском языке. Её буквальный перевод таков: «Симха бен Р. Иосиф старый п. б.», что означает: «Симха, сын почтенного рабби Иосифа, да будет благословенна его память». Графика букв и особый орнамент — две розетки, а между ними фигура из волнистых линий и кружков — не оставляют сомнений в караимском происхождении пушкинского амулета.

Отпечаток камня, вставленного в перстень-талисман

Эта, казалось бы, ничем не примечательная надпись о давно усопшем Симхе и стала тайным паролем в переписке Пушкина и Воронцовой. По словам сестры поэта, Ольги Павлищевой, когда в Михайловское приходило письмо, запечатанное сургучом с теми же таинственными знаками, что и на перстне её брата, Александр Сергеевич «запирался в своей комнате, никуда не выходил и никого не принимал к себе».

Читатель вправе спросить: а для чего понадобилась эта конспирация с таинственными знаками на сургуче? Ведь на конверте указано, что оно от графини Воронцовой... Поэт находился в Михайловском под надзором полиции, и, следовательно, вся его почта контролировалась. А Елизавета Ксаверьевна явно не была заинтересована в том, чтобы раскрылся сам факт её переписки с опальным Пушкиным. Видимо, на конверте в качестве отправителя одесских писем фигурировал кто-то другой. И лишь знакомая печатка сразу давала понять адресату, от кого письмо.

Софья Воронцова, по словам современников, была больше похожа на брюнета А. Пушкина, чем на блондина М. Воронцова. Портрет работы Д. Каневари, 1844 год

Для секретности имелись и другие причины. Дело в том, что вскоре после отъезда поэта из Одессы оказалось, что Воронцова беременна. Видимо, эта интимная новость и обсуждалась любовниками в довольно оживлённой переписке. 3 апреля 1825 года графиня родила дочь Софью — брюнетку, более похожую на Пушкина, чем на блондина Воронцова. Кстати, сам поэт считал её собственной дочерью. Граф признал девочку своей лишь спустя много лет. Здесь нельзя не отметить любопытнейшую деталь. В 1844 году Софья Воронцова вышла замуж за графа Андрея Шувалова, которого не без оснований считают прототипом Печорина — главного героя романа Михаила Лермонтова «Герой нашего времени». Такова неожиданная «перекличка» двух классиков русской литературы, Пушкина и Лермонтова, устроенная самой жизнью!

Как же сложилась дальнейшая судьба перстней из Малого Иерусалима?

Поэт Василий Жуковский носил пушкинский перстень на среднем пальце правой руки

Свой талисман Александр Сергеевич, как уже сказано, не снимал с руки до конца жизни. В январе 1837 года на дуэли с Дантесом он получил смертельное ранение и вскоре умер. Перстень перешёл к Василию Жуковскому, которого Пушкин считал своим поэтическим наставником и другом. Жуковский, запечатывая пушкинской печаткой одно из писем, сделал 20 марта 1837 года такую приписку: «Печать моя есть так называемый талисман, подпись арабская, что значит не знаю. Это Пушкина перстень, им воспетый и снятый мною с мёртвой руки его».

Жуковский носил пушкинский перстень на среднем пальце правой руки рядом с обручальным кольцом. Его сын Павел после смерти отца передал эту реликвию писателю Ивану Тургеневу. «Я очень горжусь обладанием пушкинского перстня, — писал Тургенев, — и придаю ему, так же как и Пушкин, большое значение. После моей смерти я бы желал, чтобы перстень был передан графу Л. Н. Толстому, когда настанет час, граф передал этот перстень по своему выбору, достойному последователю пушкинских традиций между новейшими писателями».

Пушкин не раз рисовал в черновиках рукописей перстень, подаренный ему Е. Воронцовой

В 1883 году Тургенев скончался в Буживале близ Парижа. Всё его имущество досталось знаменитой французской певице Полине Виардо, с которой писателя связывали нежные отношения на протяжении четырёх десятилетий. Некоторые деятели русской культуры забеспокоились, вернётся ли перстень Пушкина в Россию. Ничего, по всей видимости, не зная о просьбе Тургенева отдать реликвию Льву Толстому, они настаивали на том, чтобы пушкинский талисман был передан на хранение в один из русских музеев. Француженка оказалась в сложном положении. Спустя четыре года, 29 апреля 1887-го, она передала перстень музею Александровского лицея, в котором когда-то учился Пушкин. К автору «Войны и мира», вопреки воле Тургенева, пушкинский амулет так и не попал.

В лицейском музее пушкинский талисман хранился ровно 30 лет. 23 марта 1917 года кабинет директора музея был ограблен, в числе пропавших оказался и перстень поэта. По словам газеты «Русское слово», «приняты меры к розыску похищенных вещей». Несмотря на это, судьба реликвии, которой касались руки Пушкина, Жуковского, Тургенева и Виардо, по сей день остаётся неизвестной. Сохранились лишь отпечатки перстня на воске и сургуче.

Что же до талисмана-близнеца, принадлежавшего Воронцовой, то известно, что она хранила его до конца своих дней. Елизавета Ксаверьевна умерла 15 апреля 1880 года в Одессе. Перстень, по всей видимости, перешёл по наследству к сыну Семёну — ни мужа, ни других её детей к тому времени уже не было в живых. Как распорядился перстнем Семён Воронцов, сведений нет. Дальнейшие следы этого раритета теряются.

Прямая речь

Стихотворения Александра Пушкина о перстне-талисмане с ул. Караимской, подаренном ему 29 июля 1824 года графиней Елизаветой Воронцовой

* * *

Источник:

Цалик С.Н. Евпатория. Прогулки по Малому Иерусалиму. — Симферополь: Оригинал-М, 2008. — 224 с, илл.

Информация о книге на форуме сайта.