X. Крупица от каперликойцев.

Когда при восходе солнца после этой же самой ночи Зейнадин-эфенди поднимался на вышку мечети для обычной утренней молитвы, он весьма был удивлен, найдя на маленькой дверке наверху на балкончике минарета висящими небольшой сверток, в котором оказалось двести полуимпериалов.

Тут же была и записка следующего содержания:

«Алим посылает своими землякам-каперликойцам двести полуимпериалов. Сто из них пусть каперликойцы бросят бешеному псу, чтобы он не кусался, другие сто пусть мудрый мулла Зейнадин-эфенди разделит между беднейшими из бедняков. И будет смех после слез и радость после беды! В святой книге написано: «И всякое зло уврачуешь им же самим». Алим говорит: исправник сделал зло, исправником же это зло и уврачевалось. Больше уже, пока у Алима голова на плечах, а кинжал за поясом, волк зла делать не будет. Такова была воля Аллаха! Нет бога, кроме Бога, и Магомет Его пророк!»

Сообщив радостную весть своей пастве, старик мулла не удержался, чтоб не прибавить:

— Мой глаз пятнадцать зим тому назад, когда еще над верхней губой сына Бекира было так же гладко, как теперь на моей лысине, не ошибся: я тогда уже предсказал, что Алим станет гордостью и славой нашего народа, и вы, соседи, видите теперь, ошибся ли я?

Все ликовали. Гроза пронеслась, и над Каперликоем взошло солнышко.

———

В самый день свадьбы в залу исправничьего дома, где собрались гости, чтобы ехать сейчас в церковь, вошел каперликойский мулла Зейнадин-эфенди в нарядном халате.

Он по восточному обычаю приветствовал всех, приложив обе руки накрест к груди, и, обратившись к отцу невесты, сказал:

— Мир и счастье дому твоему, добрый начальник! Не прогневайся на меня, бедняка, за то, что я скажу тебе сейчас. Прослышали мы, что ты сегодня отдаешь зеницу ока твоего из родительского дома. Твоя радость наша радость; твое горе — наше горе! Ты — отец; мы — дети: отцу хорошо — дети смеются; отцу беда — дети плачут! Живи долго и пусть живут твои дети и дети детей твоих! Вот наша деревня, чтобы сделать этот день для вас еще больше радостным, посылает тебе, добрый чорбаджи, ничтожный подарок, — сто полуимпериалов. Ты всегда осыпал нашу деревню своими милостями, и мы, имея такого благодетеля начальником, никогда не знали беды: каждый из нас, старик и дитя, засыпал всегда под твоим начальством с улыбкой, чтобы так же радостно и проснуться! Счастливы мы наши дети и внуки и горе правнукам нашим, которые будут жить без такого начальника, как ты!.. Бог тебя вознаградит за это сторицей, а нам, осчастливленным тобой позволь, поднести тебе эту крупицу и пусть каждый из вас всех живет столько же лет, сколько в этом кисете червонцев! Пусть ваше здоровье будет так же твердо и прочно, как этот металл! Пусть все люди принимают каждого из вас всегда так же охотно, как готовы всегда все принять это золото! В добрый час! Да будет благословение Аллаха над твоим домом!..

И с этим почтенный мулла подал Апостолу Ставровичу тяжелый атласный кисет с полуимпериалами.

— Спасибо, спасибо, мулла! — произнес на эту речь скороговоркой исправник.

Он почти выхватил подарок из рук Зейнадина-эфенди и, отвернувшись от муллы, заскрежетал зубами.

А через два дня Зейнадин-эфенди отправился по обету пешком в Мекку и Медину, чтобы поклониться праху пророка и облобызать священную землю.

КОНЕЦ.