Часть IV.

А Мастанюк и Рябой в это самое время мчались в карьер по объезду к Отузской дороге, зорко поглядывая по сторонам, чтобы убедиться, не скрылся ли где-нибудь в кустах преследуемый ими всадник.

Когда до поворота оставалось уже не больше версты, они заметили какого-то верхового, мелькнувшего на дороге по направлению от Таракташа к Отузам. Им показалось, что это был тот самый, кого они уже с утра преследовали почти по пятам, так как мелькнувший был одет в темный костюм, сидел на белой же лошади и по наклону его тела и по фигуре коня видно было, что и этот скакал полным галопом.

— Режь ему дорогу, Мастанюк! — крикнул Рябой, повернув карьером направо через заросшую редким кустарником поляну, и оба быстро помчались, снимая на всем скаку висевшие у них за плечами заряженные пулями короткие штуцера.

Когда минут через десять бешеной скачки между кустами солдаты достигли дороги, перед ними саженях в двухстах показался и всадник на белой лошади. Мастанюк сгоряча уже приложился, чтобы выстрелить, но Рябой к счастью успел крикнуть ему:

— Стой, дурной, не стреляй! Он ли? Лучше догоним!!

И солдаты почти прилегли к шеям своих лошадей, помчавшихся во всю прыть по гладкой и ровной дороге. Расстояние разделявшее преследовавших от всадника, начало заметно сокращаться, и когда они были от него уже так близко, что он должен был услышать их голос, Мастанюк крикнул грозно:

— Стой, не то буду стрелять!

Теперь только скакавший впереди человек обернулся и, увидя, что преследовавшие его очень внушительно приподняли над головами лошадей свои штуцера, круто повернул им навстречу.

Подскакав к нему, Рябой и Мастанюк остановились. Выражение лиц их было в достаточной степени глупым, когда они увидели, что вместо сверкавшего серебром всадника на белоснежном коне перед ними стоял, съежившись от страха и удивления, таракташский дудкист Мустафа и как-то испуганно глупо хлопал глазами, ожидая объяснения причин такой грозной погони.

— Ну вот видишь, глупая сова, и не он!.. А ты уже и палить хотел, — говорил Рябой своему товарищу, который тем временем почесывал себе затылок.

— А знаешь, брат, и вправду хорошо, что не выпалил, — согласился незлобивый Мастанюк. — Да кто же его, дурня, знал, что это не он! — прибавил он, видимо считая эту прибавку весьма веским оправдательным аргументом в объяснение своей поспешности.

Вслед затем Мастанюк разразился, обратившись к все еще молчавшему Мустафе:

— Ты зачем это, сто чертей твоей бабушке в зубы, так скакал сломя голову?

Но татарин продолжал хлопать глазами, ничего не отвечая на эту приветственную тираду с таким по меньшей мере нелестным пожеланием по адресу его почтенной прародительницы. Дудкист вовсе не понимал русского языка,

— Ты почему так скачешь? — спросил Рябой по-татарски.

— Потому, что должен сделать скоро свое дело, — отвечал Мустафа.

А куда ты едешь?

— Дорога эта ведет в Отузы.

— Зачем?

— Мне нужно передать туда важное известие.

— Какое известие?

— А ты меня почему допрашиваешь? — ответил оправившийся уже от испуга дудкист, видя, что солдаты не предпринимают по отношению к нему ничего худого. — Разве у тебя прибавится здоровья или денег, если ты узнаешь, кому и какое известие я везу?

Подобный ответ был сам по себе настолько резонным, что Рябой не нашелся, что и сказать.

— А ты почему так скакал с товарищем за мной да еще грозил мне ружьем? — продолжал в свою очередь допрашивать его Мустафа.

Рябому опять стало неловко.

— Что ему сказать? — посоветовался он с Мастанюком.

— Да плюнь ты попросту в ухо этой татарской лопатке¹ — и делу конец, — рассудительно заметил вопрошаемый и повернул уже коня назад по дороге.

— Убирайся к черту! — сказал Рябой, следуя за товарищем.

— Нет, мне с тобой не по дороге, — огрызнулся дудкист и направился своим путем к Отузам.

Солдаты возвращались шажком. Они и не подозревали, что последняя встреча их с дудкистом Мустафой находилась в связи с их первой встречей за час перед тем с даульщиком Муртазой, в арбе которого был и тот, из-за которого они совершенно понапрасну напугали и задержали Мустафу. Верный уговору дудкист спешил в Отузы дать знать Нурле-Барабатыру и Кае-Тулумбашу об отъезде Муртазы из Таракташа: представлялся случай «вырвать у змеи жало, чтобы сделать ее безвредной».

¹ ↑ «Татарская лопатка» — обыкновенная унизительная кличка для татар в Крыму со стороны русских; в свою очередь татары называют русских «свиноедами».